Сыктывкарские будни вчерашнего сироты

Он помнил из детства, как дедушка учил читать, как варили с ним картоху в мундире, разговаривая за жизнь… Еще помнил, как дедушка же драл его за то, что без спроса сбегал со старшими пацанами на речку, а он, хоть и размазывал слезы, не мог объяснить ему, что невмоготу детскому сердечку видеть, как мать ушла в запой с очередным хахалем.

К тому времени, когда в жизни Лешки настало самое первое «первое сентября», дедушка совсем слег, некому стало жарить по утрам яишенку. Лешка почти и не запомнил похороны, просто мать стала пить вдвое больше, и теперь его в этой квартире совсем никто не ждал из школы.

В первый класс он походил совсем чуть-чуть. Разноцветной теплой осенью там было скучно – гораздо интересней было лазать по заброшенной стройке, таскать морковку с совхозных полей и слушать байки прокуренных деревенских рыбаков у костра. Наверно, кто-то из них угостил как-то малого невиданным им доселе белым шоколадом, с тех пор он, уже взрослый, всегда при случае покупает его к чаю.

***

Его босоногое, полуголодное, но беззаботное и веселое детство закончилось с приходом тетенек из отдела опеки. Мать лишили родительских прав, а его отправили в другой поселок, в коррекционный интернат. Он никогда и никому не рассказывает про эти шесть лет, проведенные с такими же, как он, выброшенными на задворки жизни, волчатами. Что было плохого? Всё! Он до сих пор прячет глаза, отвечая на подобные вопросы, потому что трудно рассказывать про унижения, как его, семилетку, впервые учитель назвал тупым, как били старшие детдомовцы, как заставляли есть ненавистный гороховый суп, как буквально выл от казармщины, как сбегал домой к пьяной мамке…

На стыке веков интернат расформировали, распихав детей по городам и весям. Так, Лешка очутился в столице республики. Городской интернат – это вам не сельский. Тут двенадцатилетний Лешка узнал, что такое компьютер и грейпфрут. Тут жили словно семьями, с воспитателями во главе, и стояли друг за друга горой. В общем-то, хороший интернат, со своими проблемами, воровством, иерархией, но побогаче, посвободнее.

Да еще и тетка у него объявилась, городская дальняя родственница. Она стала забирать его на лето на дачу. В обмен за рабочие руки на огороде он, в отличие от своих друзей, целых три месяца жил на домашних харчах, загорал-купался, сколько влезет.

***

Но однажды в его размеренной, уже упорядоченной детдомовской жизни произошло чудо. Он лежал в больнице на каком-то обследовании, как в палату вошла незнакомая девушка, протянула четырнадцатилетнему Лешке его любимый белый шоколад и сказала, что она его троюродная сестра. Поначалу Алексей не сразу понял, о чем говорит гостья. А говорила она про то, что как жаль, что она не знала его раньше, что родные люди не должны бросать друг друга и что она может забрать его из интерната домой, если он захочет. И тут Леха задумался: а хочет ли он менять привычную интернатскую жизнь, где все заранее расписано, на что-то совсем незнакомое ему, несущее дальний привкус дедушкиных пельменей из детства?..

Так, нежданно-негаданно, у Лешки появилась семья: сестра с мужем и их двумя малышами-близнецами. Он практически сразу, после выписки, стал приходить в свой новый дом, оставался там ночевать, а на лето и вовсе к ним переехал, - отдел опеки долго тянул с оформлением опекунства, пока не подключили к решению проблемы республиканское ведомство. Лешка стал всего лишь третьим ребенком и первым подростком, которого забрали в семью из этого интерната за последние десять лет. Сестра настояла, что он, Леха, умный парень и должен пройти экспертизу, чтоб снять с себя ярлык олигофрена, который ему приклеили в семь лет, дабы устроить в интернат. Он блестяще прошел все испытания и у психолога, и у психиатра, получив заветную справку, с которой имел право учиться в обычной общеобразовательной школе.

Всё было ново для Лешки: семейные обеды, совместные путешествия, прогулки с собственной собакой, покупка личного велосипеда и первые друзья – домашние, не интернатские. Первая любовь, первая девушка…

***

Когда в один из июльских дней сестра сказала, что умерла его мама, Леха даже растерялся: в радостной суете последних лет он даже как-то забыл что ли про нее. А потом вдруг разревелся безутешно, как маленький. Непрошеные слезы текли и текли, и вместе с ними уходила боль, обида на мать, которой он оказался не нужен, но которая, как он сейчас понял, очень нужна была ему все эти годы. В тот же вечер он сел вырезать табличку с ее датами жизни и смерти. Как он и ожидал, провожающих в последний путь его маму, было немного. Никакой роскоши: родственники едва наскребли денег на все юридические процедуры, простенький гроб и крест, так что его табличка пришлась весьма кстати. Много мыслей передумал за тот день шестнадцатилетний Лешка: он остался один. Хотя почему один? Вечером он вернулся из родного поселка в город. Домой.

Теперь он, Леха, Алексей Владимирович, уже взрослый. Позади школа. Нужно куда-то поступать дальше, но он так и не решил пока, какую профессию хочет выбрать на всю жизнь. Сестра отправила к знакомому мебельщику в подмастерья. Ничего, так, работать можно: ему нравится делать шкафы, кухни, столы, да и мастер хвалит. Уже год проработал, может, и дальше останется, станет в будущем специалистом по корпусной мебели. Любит он и с компьютером возиться, да, боится, не хватит знаний, чтоб поступить на программиста. А еще он бы пошел в армию, чтоб потом работать спасателем, но его пока не берут в служивые, потому что здоровье хиловатое, диагнозов букет. А как его вернешь здоровье? Если в детстве толком еды не видел, позже и курил, и нюхал, а спортом и вовсе никто не приучил заниматься… Сестра постоянно его пытается вытянуть покататься на лыжах или сходить в бассейн, но у него то горло болит, то давление скачет.

***

Смотрит Лешка на свою жизнь назад: дай Бог каждому столько пережить, точнее, никому такого детства не желает! И понимает, что стоит-то он опять на пороге. Сестра показала другие горизонты жизни, ну а дальше-то самому нужно идти. В том числе и жить отдельно: тесно в «двушке» уже, да и малыши, племянники, подросли. Нужно, но невыносимо страшно рассчитывать только на себя. Второго чуда уже не будет…

И он опять убегает в мыслях к дедушке, как тот, заливая гречневую кашу молоком – как внук любит, - приговаривал: «Вот вырастешь, выучишься, станешь уважаемым человеком - мамку вылечишь…» Леха понимает: маму уже не вернешь, но всё остальное он сделать должен. Тем более теперь он не один.